Через время

Александр сидел за столом и мял в руке пятак. Очевидно нетвердую валюту соседней страны. Сказать ей? Не говорить? Как банально выглядело то, что происходило здесь и сейчас. Он бы посмеялся как наблюдатель. Но как участнику ему было только паскудно и тоскливо. Александр знал — неизбежное неотвратимо. Понял еще два года назад. Как-то вдруг встало перед глазами. Как картинка. Выкинул из головы. Потому что боль не та. Не острая, а гнойная своей длительностью.
Юлькины каблуки цокали по дубовому паркету, по кафелю ванной. Косметику собирала скорей всего. Вещи уже сложила. Элегантную одежду в роскошные чемоданы. Что у нее там, в голове? Иногда Александру казалось, что вселенная. Порой же жена воспринималась не более чем кукла с развитым инстинктом. Природным даром выживать и получать от жизни все только самое лучшее.
Ребенок? А что толку с сына? Он уже давно деда с бабкой, а не его с Юлькой. Железная броня, в которую одеты все люди искусства, окутывающая их миры, отделила от теплого комочка реальности, порожденного одной из многих ночей любви. Ребенок никогда не мог стать цепочкой, соединяющей пару музыкантов. У каждого своя планета, и орбиты далеконько.
Что не так? Почему всё дальше, дальше и дальше? Быт ни при чем. Евроремонт, новая иномарка и забитый холодильник. И Гаваи, пусть и не на своей вилле, но всё-таки. Александр сломал пятирублевик и начал гнуть вилку. Может, сказать ей?
— Испортишь инструмент, — Юлька зашла на кухню, что-то взяла в шкафу. Веселая. Да они и не ссорились. Тихо так. Оба всё понимают. Но в случае настоящей близости — лед. Интеллигентные люди. Может, побить её? Глупо. Смешно. Да и уважение к себе.
Лучше тихо и без сцен. Умерло. А было ли? Только честно. Он ведь злой сейчас. Можно ли сейчас объективно мыслить? А если признать, что сам дурак? Хорошо, признал. А теперь о Юльке. Использовала.
«Шурик, она тебя потихоньку ест», — слова безнадежно влюбленной девочки-альтистки. Сорвалось у ревнивицы. И Александр сделал так, что девочку перевели в другой оркестр. Тогда он мог. Вес. Отмахнулся. А может, Лида была права?
Не имеет значения темп. Звуки, только звуки. Умение их извлечь и соединить воедино. Семи нот нет, семи нот нет. Как рано он это почувствовал. Юльку вот не понял. Вообразил. Но, ведь все воображают. А тут такая история. Обычная, банальная, противная, но почему с ним? Юля увидела его потолок, и ей стало неинтересно. Может, сказать ей? Зачем? Чтобы снова вообразить ее? Александр сломал вилку.
— Нож не бери, порежешься, — Юлька не только сказала, но и подошла к столу, кинула инструмент в шухлядку, — Ты же скрипач, а как кузнец, честное слово.
Он молчал. Говорить — ложь искусственности.
— Борщ в холодильнике на неделю. Одежду принесли из прачечной. Глаженную. Цветы поливай, — ее по-прежнему привлекала физическая мощь мужа. Природная, развитая постоянными тренировками мастера спорта по плаванию. Иначе бы кончилось всё гораздо раньше. Она — стерва, конечно. Но милая. Умная, образованная. И баба, нормальная баба. Но все-таки стерва.
Нет, Юлька не использовала. Она только брала от жизни всё самое лучшее, а Александр перестал таковым быть. Цветок его жена. Ядовитая красная роза. Которая тянется к свету. Вот и всё.
Победитель международного молодежного конкурса. Первая скрипка. И милая девочка аккомпанемента. Она не заигрывала. Он сам пришел. Но щелкнула она своими сильными хрупкими пальчиками. Щелкнула. И Александр прислушался к её игре. Хорошая скрипачка. Талантливая. Таких много. Зато, какое желание успеха. Девочка горы свернуть может. Мастерства бы ей. Мастерства, которое не приобретается долгими часами репетиций. И не высиживается в оркестровой яме. Которое может появиться, только если исправить ошибки. Ошибки, невидимые никому, кроме настоящего знатока. И то, если тот будет слушать и слушать. И скажет: «Стоп, здесь не так».
И Александр учил ее. Слушал ее. Звуки ее скрипки сливались в его ушах с ночными стонами. Ночь Нью-Йорка, звезды над Италией. Снега Якутска. Зачем алмазным королям классическая музыка? Но слушают, оплачивают. Имидж. А кто-то, пришедший по контрамарке, понимает. Глаза из зала для которых стоит играть.
— Техосмотр сделай, у тебя истекает на днях, — зачем Юльке надо, чтоб он говорил? Уйти ей решение. Уйти к свету. Она прима и Александр теперь прошлое. Юлька всегда берет все только самое лучшее. Зачем же она хочет, чтобы он говорил?
— Договорился уже, сделают.
— Переплатишь.
Ей что, нужен скандал? Чтобы уйти со спокойной совестью? Тянется к свету, но и совесть должна быть чиста? Подыграть ей, что ли?
Подыграть.... Он учил ее. И она росла. Один скромный диплом, другой. И абсолютная уверенность, что это только начало. Что только так и должно быть. Александр не успевал сам. Все привыкли, что он жутко талантлив. С него и не требовали, не наблюдали. Сбои, незаметные. Дирижер только хмурился. Но Александр всё равно ведь лучший. «Шурик, она тебя потихоньку ест». Нет, цветку для роста нужны только лучшие соки.
«Саша, твоя Юля сейчас в лучшей форме чем ты. Ответственные выступления. Может, сделаем ее первой скрипкой? Временно?» Жену-то вперед не пропустить? С радостью. И нет ничего более постоянного....
Учить ее уже было не надо. Верней, она стала с ним не соглашаться. «Ты ошибаешься». «Нет, это ты пошел куда-то не туда». Может, может. Александр и правда перестал верить в семь нот. Концерты они и есть концерты. А дома. «Шурик, что ты творишь»? Да, его скрипка порой выла. Он искал. Юлька не верила. Она росла, от успеха к успеху.
И вот неизбежное. Великолепный пианист. О котором величайшие сказали: «О, да». Сам такой. Цветок тянется к лучшему. Юлька не манипулятор. А такая, какая есть. У нее нет выбора.
— Ладно, я пошла. На концертах, наверняка пересечемся. Не грусти, — и цокающие каблучки.

Может, сказать ей? Музыка.

Александр пошёл в комнату, достал из футляра скрипку. Положил инструмент на плечо. Взял смычок. Семи нот нет, их просто нет. Музыка.

Душа. Скрипка не саксофон. Ей нужны ноты, а не вариации. Как бы не так. Музыка. Стена исчезла. На берегу древнего океана резвилась стайка динозавров.
— Что это? — у двери стояла Юлька, — забыла мобильный.
— Музыка, — Александр шагнул в прошлое Земли. Он увидит тот мир, постарается понять. А после музыка откроет ему дорогу в другие времена.